Неточные совпадения
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная,
не было полной
уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя
не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности,
чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин
чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они
не дадутся ему в обман. В особенности
чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую
уверенность, что если будет кто обманут, то уж никак
не он, Резунов.
Он вспомнил это тотчас же, выйдя на улицу и увидав отряд конных жандармов, скакавших куда-то на тяжелых лошадях, — вспомнил, что подозрение или
уверенность Никоновой
не обидело его, так же, как
не обидело предложение полковника Васильева. Именно тогда он
чувствовал себя так же странно, как
чувствует сейчас, — в состоянии, похожем на испуг пред собою.
Он
не докончил свою мысль,
почувствовав легкий приступ презрения к Лидии. Это очень утешило его. Он заснул с
уверенностью, что узел, связывавший его с Лидией, развязался. Сквозь сон Клим даже подумал...
И
не спеша, люди, окружавшие Самгина, снова пошли в Леонтьевский, оглядываясь, как бы ожидая, что их позовут назад; Самгин шел,
чувствуя себя так же тепло и безопасно, как
чувствовал на Выборгской стороне Петербурга. В общем он испытывал удовлетворение человека, который, посмотрев репетицию, получил
уверенность, что в пьесе нет моментов, терзающих нервы, и она может быть сыграна очень неплохо.
Опускаясь на колени, он
чувствовал, что способен так же бесстыдно зарыдать, как рыдал рядом с ним седоголовый человек в темно-синем пальто. Необыкновенно трогательными казались ему царь и царица там, на балконе. Он вдруг ощутил
уверенность, что этот маленький человечек, насыщенный, заряженный восторгом людей, сейчас скажет им какие-то исторические, примиряющие всех со всеми, чудесные слова.
Не один он ждал этого; вокруг бормотали, покрикивали...
И вот ей
не к кому обратиться! Она на груди этих трех людей нашла защиту от своего отчаяния, продолжает находить мало-помалу потерянную
уверенность в себе,
чувствует возвращающийся в душу мир.
Нехлюдов же,
не говоря о досаде, которую он испытывал за то, что зять вмешивался в его дела с землею (в глубине души он
чувствовал, что зять и сестра и их дети, как наследники его, имеют на это право), негодовал в душе на то, что этот ограниченный человек с полною
уверенностью и спокойствием продолжал считать правильным и законным то дело, которое представлялось теперь Нехлюдову несомненно безумными преступным.
Спокойный вид Дерсу,
уверенность, с какой он шел без опаски и
не озираясь, успокоили меня: я
почувствовал, что тигр
не пойдет за нами и
не решится сделать нападение.
Не чувствуя ни малейшей потребности устремляться в неизведанные сферы и даже
не имея понятия о подобных сферах, он легко избегал ошибок, свойственных выспренним умам, и всегда имел под руками готовый афоризм, под сению которого и укрывался, в полной
уверенности, что никто его там
не найдет.
Человек огромного самомнения может себя
чувствовать слитым с окружающим миром, быть очень социализированным и иметь
уверенность, что в этом мире, совсем ему
не чуждом, он может играть большую роль и занимать высокое положение.
Были два дня, когда
уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов
чувствовал себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще
не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Не из одной же ненависти к Аглае, опять-таки, могла произойти эта
уверенность: Настасья Филипповна несколько глубже умела
чувствовать.
Когда я проснулся, было уже очень поздно, одна свечка горела около моей кровати, и в комнате сидели наш домашний доктор, Мими и Любочка. По лицам их заметно было, что боялись за мое здоровье. Я же
чувствовал себя так хорошо и легко после двенадцатичасового сна, что сейчас бы вскочил с постели, ежели бы мне
не неприятно было расстроить их
уверенность в том, что я очень болен.
На дачном танцевальном кругу, в Химках, под Москвою, он был ее постоянным кавалером в вальсе, польке, мазурке и кадрили, уделяя, впрочем, немного благосклонного внимания и ее младшим сестрам, Ольге и Любе. Александров отлично знал о своей некрасивости и никогда в этом смысле
не позволял себе ни заблуждений, ни мечтаний; но еще с большей
уверенностью он
не только знал, но и
чувствовал, что танцует он хорошо: ловко, красиво и весело.
Слова Годунова также пришли ему на память, и он горько усмехнулся, вспомнив, с какою
уверенностью Годунов говорил о своем знании человеческого сердца. «Видно, — подумал он, —
не все умеет угадывать Борис Федорыч! Государственное дело и сердце Ивана Васильевича ему ведомы; он знает наперед, что скажет Малюта, что сделает тот или другой опричник; но как
чувствуют те, которые
не ищут своих выгод, это для него потемки!»
Я уже прочитал «Семейную хронику» Аксакова, славную русскую поэму «В лесах», удивительные «Записки охотника», несколько томиков Гребенки и Соллогуба, стихи Веневитинова, Одоевского, Тютчева. Эти книги вымыли мне душу, очистив ее от шелухи впечатлений нищей и горькой действительности; я
почувствовал, что такое хорошая книга, и понял ее необходимость для меня. От этих книг в душе спокойно сложилась стойкая
уверенность: я
не один на земле и —
не пропаду!
С неизреченным злорадством набрасываются эти блудницы на облюбованную добычу, усиливаясь довести ее до степени падали, и когда эти усилия, благодаря общей смуте, увенчиваются успехом, они
не только
не чувствуют стыда, но с бесконечным нахальством и полнейшею
уверенностью в безнаказанности срамословят: это мы сделали! мы! эта безмолвная, лежащая во прахе падаль — наших рук дело!
Все светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи я сообразил —
уверенность, что сообразил, была железной, — что сейчас мне придется в первый раз в жизни на угасающем человеке делать ампутацию. И человек этот умрет под ножом. Ах, под ножом умрет. Ведь у нее же нет крови! За десять верст вытекло все через раздробленные ноги, и неизвестно даже,
чувствует ли она что-нибудь сейчас, слышит ли. Она молчит. Ах, почему она
не умирает? Что скажет мне безумный отец?
Мы потеряли спокойное настроение духа и начали чаще осведомляться о нашем положении у лакея и у кучера, которые давали нам ответы неопределенные и нетвердые. Они старались внушить нам
уверенность в нашей безопасности, но, очевидно, и сами такой
уверенности в себе
не чувствовали.
Я противопоставляю два различных мироощущения, два навыка мысли, две души. Основная сущность их — одинакова, — стремление к добру, красоте жизни, к свободе духа. Но по силе целого ряда сложных причин большинство человечества еще
не изжило древнего страха перед тайнами природы,
не возвысилось до
уверенности в силе своей воли,
не чувствует себя владыкой своей планеты и
не оценило сущности деяния как начала всех начал.
Каждый
чувствует, что он
не ничто, в известный момент вызванное к жизни кем-то другим. Отсюда его
уверенность, что смерть может положить конец его жизни, но отнюдь
не его существованию.
«
Не бороться с другими за свое личное благо,
не искать наслаждений,
не предотвращать страдания и
не бояться смерти! Да это невозможно, да это отречение от всей жизни! И как же я отрекусь от личности, когда я
чувствую требования моей личности и разумом познаю законность этих требований?» — говорят с полною
уверенностью образованные люди нашего мира.
Она произвела на него даже совсем успокоительное действие, он
почувствовал себя
не одиноким, в Дарье Николаевне он почему-то видел сильную опору и защиту, и даже удивился, как эта мысль
не пришла ему тотчас в голову, как он, любимый такой девушкой, как его ненаглядная Доня, мог чего-либо или кого-либо опасаться, даже тетушки Глафиры Петровны. В его уме возникла
уверенность, что даже для последней борьба с Дарьей Николаевной будет
не по силам.
«Что́ он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» — спрашивала она сама себя. Она
не могла удержаться, чтобы
не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и
уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом
чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.